В урочище Пхе-Йолга, что в 3 км к юго-западу от с. Красный Мак некогда располагалась средневековая деревня под таким же названием (йылгъа – лощина, овраг). На сегодняшний день от деревни сохранились лишь следы прискальных хозяйственных и примитивных бытовых помещений, а также вырубленные в скале, разделяющей балку на два рукава, искусственные смежные пещеры. Над ними могло находиться здание, возведенное из камней, в котором, возможно, проживал владелец этой деревни.
Скорее всего, деревня возникла в VIII-IX вв., в период зарождения феодальных отношений и освоения земельных угодий Таврики.
Судя по сохранившимся археологическим остаткам, деревня представляла образец обычного феодального натурального хозяйства. Жители занимались разведением скота, выращивали зерновые культуры и виноград.
Сегодня часть прискальных помещений деревни с западной стороны засыпана грунтом, с соседнего камнедобывающего карьера.
Гибель этой деревни, как и многих соседних поселений, связана, скорее всего, с нашествием монголо-татар в XIII в.
Разведки на территории Пхе-Йолги были произведены Е.В. Веймарном и В.М. Маликовым в 1967-1968 гг. Отчеты хранятся в отделе Крымского филиала ИА НАНУ (Симферополь).
Остатки средневековой деревни Пхе-Йолга ценны, как памятник, дающий представление о жизни и быте феодального населения Крыма в VIII-XIII вв.
Но, помимо скупых археологических отчетных данных, до нас дошла легенда об этом удивительном поселении:
«Давно это было… Стояла неподалёку отсюда, в балке Пхе-Йолга, небольшая деревушка. Жил в ней человек по имени Ильяс. И был он по характеру таким человеком, о котором мечтают все жёны: работящим и очень добрым. Жену его звали Фатима. Жили они вдвоём, дети подросли и разъехались. Ругать ей, кроме мужа, было некого, и поэтому с утра до вечера она ругала только мужа, и тому жилось не очень сладко. Но Ильяс никогда не пререкался с женой и только лишь молча вздыхал.
Неправильно думать, что если у человека мягкий характер и он от природы добр, и на ругань никогда не ответит руганью, то на нём, как говорится, можно воду возить и он никогда не рассердится, и его можно ругать безнаказанно…
Однажды жарким летним днём они пошли на поляны за озером собирать джерамбай. Фатима, как обычно, ругала мужа, и когда они шли среди лугов, не успокоилась даже при виде голубого озера, в котором отражалось небо и белые лёгкие облака. Как всегда, Ильяс слушал жену молча. Но потом вдруг поднял голову и сказал:
— Ну почему ты меня всё пилишь и пилишь? Я уже дошёл до того, что жизни своей не рад. Иногда мне в голову приходят мысли: чем так жить, лучше броситься в озеро и утонуть.
Женщина, никогда до этого не слышавшая от мужа ни одного слова против, вспыхнула гневом:
— Да топись, если тебе хочется. Но даже чтобы утопиться, надо иметь мужество, а у тебя его не было и не будет. Да и никому ты не нужен, что есть ты, что нет тебя.
Ильяс не стал больше её слушать и бросился в озеро. Фатиму даже это не остановило, только голос её стал ещё злее и пронзительнее. Давно уже сомкнулась вода над Ильясом, а Фатима всё продолжала кричать с жаром. Но потом замолчала: чего говорить, если тебя некому слушать? Фатима, с интересом оглядываясь вокруг, вдруг ощутила непривычное беспокойство. Беспокойство переросло в тревогу. Фатима заметалась по берегу. Кого звать на помощь? Да и что скажут люди: муж утопился оттого, что она сильно его бранила. Нет, только не это. Да и что скажет Ибрагим?
Этого Ибрагима, высокого мужчину с горячими и немного нахальными глазами, Фатима выделяла особо. Вот и сегодня, когда они рвали траву, мимо прошёл Ибрагим, заулыбался, увидев Фатиму, и посмотрел на неё так, что Фатима почувствовала, как жаром и истомой наполнилось её тело…
Украдкой посмотрела она на своего мужа и сравнила его с Ибрагимом. От этого сравнения на её язык стали сами навертываться особенно язвительные и обидные слова. И вот теперь Ильяс утопился. Она поняла, что его уже не вернуть, и горько заплакала.
Что теперь её ждёт? Прежде всего, одиночество. Как она вернётся домой, где никого нет? Кого она будет ждать? А Ибрагим?
Но мысли о нём её почему-то не взволновали. Вот так трагично и неожиданно перевернулась жизнь Фатимы в один миг.
Кто будет косить сено и кормить скот? Кто заготовит в лесу дрова? Кто пожалеет вдовую женщину в морозные зимние дни? Кто теперь утром разведёт огонь и вскипятит чай? Ведь раньше это делал Ильяс. А она, ещё сидя на постели, принималась выговаривать мужу, что он что-то не сделал или сделал не так. Вот как она, оказывается, хорошо жила. Гораздо лучше многих женщин. А теперь всё это кончилось, и во всём виновата она сама.
Долго ещё рыдала она на берегу озера. И вот поднялась, чтобы идти и рассказать всё людям. В последний раз, окинув взглядом озеро, она вдруг увидела чудо: дрогнула неподвижная поверхность воды, и с лёгким всплеском появилась голова Ильяса, он с улыбкой смотрел на Фатиму. Просто водяной джин сжалился над женщиной, пожалел её и вернул мужа.
Когда он вышел, Фатима схватила его за руки и потащила подальше от воды, опасаясь, что муж снова прыгнет в озеро. Потом снова разрыдалась, но теперь уже от радости и, обняв мужа, чего раньше никогда не делала, сказала:
— Я так испугалась, что ты утонул.
Потом хотела отругать мужа, но вовремя спохватилась и обняла его с ещё большей нежностью.
Когда они собрались уходить, к ним подошёл Ибрагим.
— Вы что, уже уходите? — спросил он и пристально посмотрел на Фатиму.
— Да,- ответил Ильяс и предложил пойти вместе.
Но Ибрагим ответил, что ему надо посмотреть расставленные ловушки на зайцев и, одновременно передавая своё ружьё Ильясу, предложил ему пойти поохотиться на куропаток. Фатима сразу догадалась, что задумал Ибрагим, и решительно вмешалась в разговор мужчин, опережая ответ мужа:
— Нет, куропаток нам сегодня не надо, и сейчас мы пойдём домой.
Ибрагим с удивлением посмотрел на Фатиму, но ничего не сказал и пошагал дальше. Фатима с мужем вернулись домой. И вскоре Бог дал им ещё детей, и они зажили счастливо и богато, а их усадьба осталась в лесном ущелье до сих пор — просто сильно разрушилась.
Глубокие гнёзда от балок и стропил на склонах, под склонами оврага, остатки каменных строений, выемки камня на краях обрывов говорят о том, что это была довольно большая усадьба с хозяйственными помещениями, следы тарапана (виноградодавильни) и заросли одичалого винограда свидетельствуют о виноградарской направленности этого хозяйства… Судя по габаритам многочисленных прискальных навесов и стойл, у хозяев было довольно большое стадо мелкого рогатого скота.